[B][I][FONT=Geneva][COLOR=00FFFF][SIZE=+1]Художник море рисовал перед закатом.
Он видел каждое рождение волны,
И солнца раскаленный шар казался адом,
Который погружался в недра глубины.

И, словно брызгами ложились акварели,
На тело грубого, седого полотна.
Песок с волной тихонько песню пели,
Но их мелодию вдруг прервала – ОНА.

В закатных отблесках на шоколадном теле
Подпрыгивала в такт волнам тугая грудь,
Упругие соски, как два бутона розовели.
И взгляд чужой ее не волновал ничуть.

Нога, едва коснувшись бирюзовой глади,
Мгновенно пробудило чувств манящий зов.
Как ангельские крылья – две лопатки сзади
От возбужденья задрожали остротой углов.

Все тело напряглось вдруг в сладостной истоме
И море завладело женской красотой.
Художник замер у мольберта – будто в коме,
Завороженный скрытой в волнах наготой.

Он с пирса прыгнул вниз, чтобы продлить виденье
Той, что похищена морскою глубиной,
Увидев под водой и рук, и ног движенье,
Он понял: это сговор женщины с волной.

От близости их наслажденье – обоюдно.
Они, сливаясь воедино каждый раз,
Друг другу отдавались страстно, безрассудно,
От ласк волны - входила женщина в экстаз.

Художник вынырнул и, поглощенный слежкой,
Внезапно оказался рядом у изящных ног.
Она как будто бы ждала его с усмешкой.
Раскинув наготу – греховности порок.

От близости такой пронзило плоть томленье,
Он слиться с ней хотел, пьянея без вина.
Рука взмахнула вверх, как ветра дуновенье,
Когда его накрыла разъяренная волна.

Он, словно шут, вдруг стал барахтаться пред нею,
Забыв про тот огонь, что страсть в душе зажег.
И тело, будто в нервных судрогах немея,
Коснулось ее скользких и холодных ног.

И словно щупальца медузы обожгли все тело.
Она ж смотрела на него, презренье затая.
Он отомстить хотел. В нем чувство мести зрело
За то, что женщина унизила его “мужское Я”.

Он плыл обратно, где мольберт и кисть оставил,
Глотая моря соль с обидой пополам.
Он лишним был в игре, которая – без правил,
Ведь отдавала женщина свою любовь волнам.

И мстил художник за отверженность, презренье,
Поспешно краски покрывали полотно.
И вспомнив скользких ног её прикосновенье,
Нарисовал медузы студенистое нутро.

Багровый солнца диск, как в колыбель ложился.
Из моря в сладостной истоме вышла без стыда
Нагая Красота. И вновь художник злился
За то, что, не взглянув, прошла изящна и горда.

И акварели мстили той, без облаченья,
Стараясь в грязь втоптать величье Наготы.
Чтобы уродство вызывало отвращенье,
Кисть злобно исказила женские черты.

На полотне – медуза, волны обнимая,
Со старческим лицом, уродливо смеясь,
В обличье безобразном, словно плоть живая,
Плыла в морском вертепе, весело резвясь.

Вот лег последний штрих на полотно картины,
И вдруг художника пронзил презренья жгучий взор.
Казалось – Красота Нагая из пучины
В уродище увидела его бессилье и позор.

Поспешно в волны он швырнул свое творенье,
Поняв, уродству не затмить величье Красоты.
И море приняло - его позор, ее презренье,
Ритмичным шумом волн дань отдавая,
Совершенству Наготы! [/SIZE][/COLOR][/FONT][/I][/B]

• 
• 
•